Важский край
22 сентября 2006 (38)
Владимир Шестухин
Прощальный крик журавля
Рассказ
1
- Кур-лы! Кур-лы! - высоко в сером унылом небе надрывно кричал одинокий журавль.
- Что, братан, и тебе тошно в чужие края улетать? - Витька снял черную зоновскую
кепочку, вытер ладонью стриженую макушку. - Тебе, фраерок, что, ты через год
вернешься, а мне еще пятерик эту чертову грязь месить!
Он зло сплюнул и, утопая до середины сапог в раскисшей глине, направился к
костру.
Уставшие от тяжелой работы, от моросящего который день мерзкого дождя, а оттого
хмурые зеки неохотно подвинулись, уступая Барину место. Витька Баринов не был
авторитетным вором, но его огромные, как две кувалды, кулаки внушали доверие. К
тому же в отряде все считали его шизанутым. Барин мог запросто подвесить на
сосновый сук за воротник "бугра" или всадить топор в капот конвойного "УАЗика",
а то чего и похлеще отмочить. За что "хозяин" зоны подполковник Маслов не раз
отправлял бунтаря в "бур" - барак усиленного режима, но, оказалось, Витьке было
все пофиг.
2
Травку Витька начал "потягивать" еще в школе. Отец работал дальнобойщиком. Дома
бывал редко и, чтобы хоть как-то компенсировать дефицит общения с сыном, щедро
давал ему деньги на карманные расходы. Надо отдать парню должное - Витек деньги
на всякую ерунду не тратил, а прятал на "черный день" в старый, раскрашенный
фломастерами, пенал. Отец, вернувшись с рейса, обычно "уходил в загул" на
несколько дней, пропивая большую часть заработка. Так что в Витькиной семье
скандалы, а то и драки с битьем посуды и выбрасыванием отцовских вещей на
лестничную клетку были обычным делом. Тимофей в зависимости от настроения мог,
уехав в очередной рейс, не оставить жене ни копейки. Мать с сыном существовали
на небольшую пенсию по инвалидности (Мария с детства страдала болезнью ног) и
Витькину заначку из пенала.
В десятом классе Виталик вымахал под метр девяносто, да и на лицо - вылитый
отец, разве только в плечах поуже. Однажды во время очередной ссоры родителей он
заступился за мать. Тимофей развязно выругался, оттолкнул его.
- Не суйся, щенок! - и замахнулся на Витьку, но ударить не успел. Сыновий кулак
повалил отца с ног. Потерев подбородок, Тимофей поднялся, молча собрал немного
вещичек, уже открыв дверь, повернулся, не поднимая глаз, тихо промолвил.
- Несмотря ни на что, я люблю тебя, сынок. Поверишь мне потом, когда своих детей
заведешь. Он больше так и не вернулся в семью.
Вскоре младший Баринов познакомился с девушкой Валей Синичкиной, переведенной из
другой школы в параллельный класс. Очаровательная блондинка с "воздушными"
кудряшками под одуванчик, с упругими грудками-торпедами, готовыми в любую минуту
разнести в клочья узкую блузку, с округлой крепкой попкой, туго упакованной в
джинсы, просто свела с ума нецелованного парня. Она подошла к нему на перемене и
сразу "взяла в оборот".
- Привет! Тебя, кажется, Виталик зовут? А я Валентина. Можешь звать синицей, мне
так даже больше нравится. Пойдем вечером к мой подруге? Музыку послушаем,
косячок забьем, в общем классно оттянемся.
- Даже не знаю, завтра в школу, домашнее задание надо делать.
Виталий учился хорошо. Не отличник, но почти без троек. Симпатичный, чернявый, с
доверчивыми глазами "теленка" паренек не был искушен в отношениях с женским
полом. Так случилось, что и к нему пришла любовь. И повела она его за
"одуванчиком" в незнакомую, но такую сладкую жизнь. Витька и не заметил,
опьяненный любовью к прелестной Валентине, как после травки вся компания, в том
числе и он, к концу учебного года подсели на иглу.
Вскоре "сладкая жизнь" закончилась. Витька узнал, что такое отходняк, ломка.
Денег в дом больше никто не давал. Учебу Виталий забросил. Дома почти не бывал,
несмотря на уговоры матери, и убивая время в наркопритоне. Синичкина прозрачно
намекнула, что у него где-то есть отец, неплохо бы его найти, "расколоть на
бабки".
Тимофея доили почти год. Он не интересовался зачем сыну так много денег. Тот
утверждал, что на учебу в институте, и отец верил. Он был рад, что Витька
помирился с ним - одиночество угнетало.
Как-то весной знакомый дальнобойщик рассказал Тимофею, что его сын наркоман,
назвал адрес притона. Баринов-старший сначала не воспринял это всерьез, но потом
решил сходить по указанному адресу.
В полумраке квартиры на полу лежали несколько полуобнаженных парней и девушек.
Нестерпимо воняло какой-то дрянью. На кухне белокурая девушка трясущимися руками
набирала в шприц какую-то жидкость из флакона. Виталик сидел, сгорбившись, за
грязным столом, утыканным окурками и торопил ее:
- Давай, "синица", шустрей - сдохну сейчас!
- Сынок! - прохрипел Тимофей, - сынок, что ты наделал!? Здоровенный мужик
заплакал горючими слезами, опустив как петли, жилистые руки.
Как бы очнувшись, он выхватил у девушки из холодных пальцев проклятый шприц,
бросил на пол, раздавил с хрустом. Обнял сына за худые, дрожащие плечи.
- Пойдем, сынок, отсюда, я помогу тебе. Я продам все, что у меня есть, но вылечу
тебя. Дорогой ты мой, глупый мальчик.
- Папочка, прости меня. Я очень болен. Спаси меня! Только сейчас мне надо дозу,
а то я умру.
- Нету дозы, этот козел разбил луер! - с ненавистью вы-крикнула Синичкина.
- Отец! Как ты мог? Я же погибну без этой дозы! Иди отсюда, урод! Кто тебя звал?
Виталий схватил Тимофея за грудки. Разъяренная Валентина, нащупав на плите
рукоятку кухонного ножа, в бешенстве воткнула лезвие мужчине под ребро. Тимофей
побледнел и рухнул к ногам сына.
- Что это? Ты чего, бать? - не понял Витька.
- Чего, чего - убил ты его, придурок! - Синичкина незаметно сунула нож в Витькин
кулак. Баринов, все еще плохо соображая, тупо смотрел то на нож, то на отца.
- Как же это? Я? Убил?
Он вдруг упал на колени и завыл, словно раненый волк.
- Папа-а-а!
3
Баринов выл, задрав голову к серым, равнодушным облакам, и его волчья песня
сливалась с тусклой песней одинокого журавля, потерявшего родную стаю.
Зеки по одному вставали и, зябко передергивая плечами, уходили от теплого костра
в промозглый осенний полдень.
© Важский край
