Важский край
22 сентября 2006 (38)
Виктор Мунистов
Последний медведь Петровича
Объявился Петрович в Верходвинье, на стыке Новгородской, Тверской и, тогда еще
бывшей, Великолукской областей то ли в 50-х, то ли в 60-х годах двадцатого века.
Пройдя, как говорится, даже "огонь и воду", после долгих прикидок тормознулся в
треугольнике: Андреаполь - Сережино - оз. Бросно. Из чего стрелять у него было,
язык на месте, деревенские связи дальше пустых разговоров, за рамки
дозволенного, не выходили. Петрович свято верил в одну истину: один знаю -
могила, поделишься - разнесут в момент по белу свету. К вину особо привержен не
был, норму свою знал, запивох не уважал и дел с ними не имел. Жил один, в
старом, но еще крепком доме, на "отрубах", да и деревня-то после
коллективизации, войны, разрухи и неразумного хозяйствования из кабинетов
представляла собой сплошные "отруба". Числился какой-то колхоз, где работали за
"палочку", люди выживали "на подножном корму" - лес да усадьба, хвастать нечем.
Петрович сразу оценил ситуацию и подался в лесничество, где дали ему огромный
обход, очень маленький оклад, форменную спецодежду и одноствольное оружие. "Зато
сам себе хозяин", - здраво рассуждал он, сидя в одиночестве у самовара и
поглядывая в окно на поле, лес и тропинку к такому же "отрубу". Хорошо что свет
был, купил Петрович самый лучший телевизор, не особенно дорогой, "Рекорд", и был
в курсе всех мировых и союзных событий.
"Во, Федька к Леньке в гости приехал, не иначе как на охоту". И точно - в
следующих выпусках теленовостей живописалась охота на кабана с вышки в
госохотхозяйстве в Завидове. Без мяса Петрович не жил, и талон от лицензии, на
сдачу шкуры и мяса, всегда в запасе имел. Прошлая жизнь, о которой он никому не
рассказывал, приучила его к осторожности и ловкости. А рассказывать было чего,
но кому? Все всё знали и молчали, кто по подписке, кто от ума. Сам Петрович был
из "детей ЧСИР" (членов семей изменников Родины) и полной мерой хлебнул еще до
войны "сладкой жизни" в спецдетдоме, и даже небольшой срок отбыл у немцев в
концлагере, откуда и был освобожден после войны. Потом снова детдомовщина,
скитания по белу свету, и счастье его, что прижился в тихой деревеньке, а не
пропал по зонам да тюрьмам. Прибилась к нему женщина - Катерина, тоже одинокая,
поскольку мужика ее захлестнуло лесиной на лесоповале где-то на станции
Мостовой. И пожить не успела, а уже вдова. Видно, по любви выходила, помнила
своего Петра и частенько потихоньку плакала в подушку. Петрович, как мог,
прилагал все силы, чтоб жилось Катерине спокойно и хорошо. Детей у них не было,
родни по линии Катерины мало, да и далеко, так в повседневных делах и заботах и
вели они свое житье-бытье.
Овсов в округе, близкой и дальней, сеяли немеряно. Медведь был обычным зверем, и
Петрович освоил охоту на овсах. Путевка на медведя стоила дешево, и мотоцикл
Петровича частенько стрекотал по вечерам как недалеко от ближайших деревень, так
и на приличном удалении. Усвоил Петрович, что главное - это разведка: сколько
зверей ходит, каковы размеры, как лучше взять. Можно и лабаз в момент построить,
можно и на середине поля окоп выкопать, можно и в носках бесшумно подойти. Свел
знакомства Петрович с наезжавшими из Ленинграда, из Москвы охотниками.
Постепенно у него сформировался круг отобранных им верных и порядочных людей. С
августа и почти по ноябрь отдавался Петрович охоте на мишку, как любимому и
прекрасному занятию. Много было случаев, когда и зверь на лабаз лез, и при
доборе раненого такие фортеля выбрасывал, каких уж никак нельзя было ожидать от
бессловесного животного. Но все шло нормально, ни один подранок не уходил, да
Петрович и сам понимал, что встретить в обходе подранка ему или еще кому -
смертельное дело.
Время летело неостановимо. В середине 70-х годов съездила Катерина к
родственникам в Вязьму. Потом еще погостевала у них с месяц. Все домашнее
хозяйство на Петровиче, хоть небольшое, а заботы, время. После приезда Катерина
какая-то странная стала: то молчит, то говорит безумолку, то забьется в уголок
на диван и думает о чем-то далеком. Спросит Петрович - ответит невпопад. А потом
состоялся обстоятельный разговор, и все решилось. "Не могу, - говорит, - дальше
дичать в этой деревне, уеду к родне". Петрович подумал-подумал и отпустил ее.
Помог собраться, деньжат выделил, довез до автобусной остановки. Попрощались,
напомнил, что если жизнь не заладится - дом всегда открыт. Грустно стало,
маленько попил Петрович, да толку нет от заразы ядовитой, и продолжилась жизнь,
заполненная заботами и охотой. Деньги у Петровича какие-то водились: то пушнину
отвезет перекупщику в Межево, то друзей на охоту примет - те отблагодарят, да и
расходов особых не было. Постепенно снова привык к одиночеству. От Катерины - ни
строчки. Да и сам он не писал: значит так надо, Бог дал - Бог взял.
Однажды, обходя поле, расположенное в лесу, в нескольких километрах от жилья,
увидел Петрович следы, от которых его в дрожь бросило: ширина мозоли передней
лапы около 20 сантиметров! "И откуда такой чертолом в наших краях
объявился? Вроде всех по следам знаю, а этого не видел", - рассуждал он вслух, а
сам уже обмозговывал, как и где удобнее городить лабазы, кого из друзей
приглашать на охоту. Дал телеграммы с условным текстом, сколотил лабазы и стал
ждать приезда охотников. Прождав неделю, решил проверить поле. Оно было
основательно потравлено и затоптано. "Хоть взглянуть, что за зверь?", - подумал
Петрович, а сам уже потихоньку карабкался на лабаз, обсиделся, выбрал зоны
стрельбы, даже закурил, благо, ветерок дул на поляну за полем.
Посидев часа два, решил уже возвращаться домой, как услышал треск - не треск, а
так, какое-то возмущение в лесу, справа от лабаза. Еще светло, осинки трепещут
листьями, комарики жигают, куда попадут, а шевельнуться нельзя: зверь чуткий,
строгий. И выкатывает справа из лесу, ну, просто по нахалке! - здоровенный
медвежище, прямо копна, а не зверь. Да и расстояние около 30-и метров. Не
утерпел Петрович, сдуплетил из своего знаменитого ИЖ-54 по лопаткам. Зверь
рыкнул, вздрогнул и раньше, чем ружье было перезаряжено, в несколько огромных
прыжков скрылся в лесу. Про себя Петрович заругался за нетерпение, а потом,
разумно взвесив все "за" и "против", решил, что такого зверя коллективом скрасть
невозможно, кто-нибудь да подшумит. Треск сучьев под лапами удаляющегося медведя
был слышен какое-то время, а потом лишь ветерок да шелест осиновых листьев, как
будто ничего и не было. Посидел Петрович, посидел, послушал и полез с лабаза на
землю. Перешел поле своим следом, вышел на дорогу, дошел до мотоцикла и поехал
домой. Собачка у него была, и в доборе раненого зверя хороша, да вот беда -
сукотная, последние дни-часы донашивает, жалко ее было. С кем-либо завязываться
Петрович не хотел, звон один от этого. Он был уверен, что попал "по месту", и
хорошо, но не смертельно, завтра зверь "дойдет". Может, охотники подъедут? Но
"дошедший" зверь по такой погоде за полсуток завоняет, раздует его.
Спалось беспокойно, с рассветом собрался Петрович, как надо, и поехал к полю.
Хорошо, что не было дождя, кровь ярко краснела и бурела на траве и листьях.
Жидкий лес очень скоро превратился в густой и буреломный. "Что я делаю?" -
подумал было Петрович, но ноги, привычно мягко и легко ступая, несли его
навстречу неизвестности. "Эх, собачку бы, да где ее взять?"- сокрушался про себя
Петрович. След то отчетливо просматривался, то с трудом определялся среди
моховых кочек, то шел почти по прямой. "Силен, бродяга", - отметил про себя
Петрович, пристально вглядываясь в редкие кровяные потёки и брызги, не забывая
видеть все вокруг. Не в первый раз он был в такой истории и знал, что надо
делать и как себя вести. Впереди, поперек следа, лежала огромная ель. "Обойти
бы", - подумал Петрович, но подошел к стволу метра на два. Он скорее
почувствовал, чем увидел летящего на него зверя, успел сдуплетить, но отскочить
в сторону не смог - то ли сук какой помешал, то ли ноги во мху подзавязли:
Друзья-охотники приехали на другой день после пропажи Петровича. Дождь,
занудливый, дотошный, смыл все следы. Найдя выход зверя с поля, начали методично
обходить, прочесывать окружающий лес. Безрезультатно. Поиски шли три дня. Они
снова и снова, по азимуту обходили лес, который оказался очень густым и
буреломным. На третий день "загуркали" черные вороны, закружили, потянули сороки
на "гурканье". Охотники засекли курс и тоже тронулись в ту сторону. То, что они
обнаружили, было ужасно. По всей вероятности, зверь залег за деревом, и когда
Петрович подошел на расстояние прыжка, может быть, из последних сил прыгнул на
преследователя. Очевидно, смерть наступила у зверя и человека в одно время.
Друзья винили себя, что приехали с опозданием, и восхищались мужеством
Петровича. Но только ли мужество подвигло Петровича на участие к такой
экстремальной охоте? Каждый человек выбирает себе жизнь, даже если жить нельзя.
Ну как объяснить, что человек добровольно ставит себя на грань жизни и смерти?
Во имя чего? Вопросы, вопросы:
2.03.03 г.
© Важский край